Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
С наступающим новым годом!
пятница, 18 декабря 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Хорошая игра пейнтбол. Особенно забавна стрельба навесными... Но в затылок с 2-х метров - неприятно)
вторник, 08 декабря 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Когда я слышу, как в транспорте просят остановить у "ГлавпочтамПа"...
Мне хочется оказаться с этим человеком в школе, вывести его в "коЛИдор", натянуть на голову "пиНжак" и как следует настучать по черепушке учебником "Русского языка".
Мне хочется оказаться с этим человеком в школе, вывести его в "коЛИдор", натянуть на голову "пиНжак" и как следует настучать по черепушке учебником "Русского языка".
вторник, 01 декабря 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
31! Охренеть же!
3+1=4...
Вот и у меня, всё хорошо. Не отлично и тем более не удовлетворительно, но хорошо)
Правда, я бы с радостью поменял 31 на 13. А то, похоже, старость не просто подкрадывается, а шагает семимильными шагами. Все без исключения, кто звонил и поздравлял, пожелали здоровья...
3+1=4...
Вот и у меня, всё хорошо. Не отлично и тем более не удовлетворительно, но хорошо)
Правда, я бы с радостью поменял 31 на 13. А то, похоже, старость не просто подкрадывается, а шагает семимильными шагами. Все без исключения, кто звонил и поздравлял, пожелали здоровья...
вторник, 10 ноября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
четверг, 05 ноября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
"СШЭР N13" - гласила потрёпанная временем и московскими кислотными осадками вывеска. Само здание напоминало пострадавший от пульпита зуб - ремонт был жизненно необходим.
Значит, ГИС-траспортёр не ошибся, доставил по адресу. Хотя, по опыту знаю, с этой дрянью и не такое бывает. Моя разработка. И как разработчик я знаю, что стоит не обновить ландшафтно-адресное пространство, и здравствуйте. Так, например, коллегу из отдела тестирования Серёгу Беспричинных пару раз вместо Посадской улицы, где он проживает, уносило в Сергиев Посад.
К слову, сам Сергей и посоветовал мне обратиться в СШЭР. Мол, Санёк, дружище, надо смотреть правде в глаза: твой жизненный цикл работа-дом-жена превращает тебя в урода. Нервы ни к чёрту, общительность на нуле, доброжелательность захлебнулась, показатели эффективности стремятся к критическим значениям. Но есть одно местечко. Сам пробовал. Рекомендую. И улыбается, сволочь.
Что делать... Нельзя не согласиться. Со стороны оно всегда виднее. Для того и нужны настоящие друзья - чтобы говорить тебе правду о тебе самом, когда ты сам её не видишь.
И вот стою я перед осколком прошлого. На выщербленных серых ступенях.
"Скажи слово, тварь, и войдёшь!" - привлекает взгляд объявление, прикрепленное раритетными кнопками к обшарпанной входной двери. Ламинированный листок формата А4 - привет из далёкой эпохи.
- Дивнюки вы эльфийские! - несмотря на дрянное настроение, я нашёл в себе силы улыбнуться.
Вспомнилась школа, уроки литературы. Эх, сейчас бы чарочку гномояда, да трубочку эльфийским листом набить, раскуриться.
Отбросив несбыточные мечты, я дёрнул ручку двери. Тщетно. Обшарпанный дубовый монолит не шелохнулся. Пришлось толкнуть плечом - ноль реакции. Кроме запротестовавшего от такого обращения плеча.
- Тварь! - с чувством ругнулся я, покопавшись в памяти и выудив ответ на эльфийскую загадку.
Дверь, всё такая же неприступная, провернула меня на посохе Гэндальфа вместе неверным паролем.
- Да твою ж maman! - я начал судорожно искать взглядом табличку с расписанием работы заведения. Неужели, попал на выходной день? Что такое "не везёт", и как с этим бороться... Подвели меня Серёгины ГИС-данные?
Табличка отсутствовала.
Я ещё раз потеребил дверную ручку - хоть бы хны.
- Скажи слово, тварь, - прокряхтел чей-то голос за дубовым препятствием, делая особое ударение на слове "тварь". Будто ко мне обратился. - И войдёшь.
- Открывайте уже! - рявкнул я, чувствуя как краснеют щёки и кончики ушей. Затаившаяся ярость рванулась наружу. - Что за шутки. Мальчика нашли!?
- Скажи слово, тварь! - настойчиво повторил голос неизвестного. Спокойно так. Как будто его вовсе не волновало эмоциональное состояние посетителя.
- Какое ещё слово? - в это мгновение я твёрдо решил, что если дверь всё-таки откроется, то я нанесу этому вахтёру травмы. И тут, скрипнув на проржавевших петлях, дубовые створки разошлись. - Сука...
- Слово, тварь. Слово! - заросший пегой бородой старик схватил меня за ворот пальто и потащил вглубь здания. Я хотел было посопротивляться, нанести вахтёру обещанные травмы, но... неожиданно для самого себя перехотел. Ушло желание. Или затаилось. Я не понял.
Не знаю, сколько мы прошли по тёмному коридору, я сбился на сотне шагов. Но тут мой нечаянный проводник открыл какую-то дверь, и свет наотмашь ударил по уже привыкшим к темноте глазам.
Бородач бросил меня в кресло у резного стола. Сам сел напротив. И я, проморгавшись, наконец-то, смог его рассмотреть.
Напротив меня восседал гриб-сморчок с зелёным свистком на шее. Человек лишь отдалённо напоминающий человека. Исходя из логики свистка - тренер. Его неопрятная борода скорее представлялась мне кособоким муравейником - кучей пепельного цвета, с торчащими в разные стороны палочками и иголками.
Брррр, мерзость. С детства не люблю муравьёв.
- Фамилия? - бородач поморщился, всем своим видом выражая неприязнь к моему присутствию.
- Кокорин! - бросаю в ответ как плевок. Хмурюсь. Уверенность в Серёгиных рекомендациях существенно падает. Раздражение растёт, как давление пара в закипающем чайнике.
- Имя?
- Александр.
- Тебе с такими данными не к нам, а в футбол надо было идти, паря, - существо в "абибосе" ухмыльнулось. - Поди, потомок?
Шутник. И ретро-форму, явно, спецом надел. Быдляк кривобородый. Зачаток амёбы.
- Внучатый племянник, - отвечаю, сдерживаясь, чтобы не выругаться или не залепить кулаком вход в муравейник.
Понятное дело, гордиться нечем. Родословная с гнилыми корнями. Впрочем, и родство-то сомнительное - хоть какое-то оправдание.
- И что вам, ваше высокородие, господин Александр Кокорин, - слово "господин" сморчок произнёс с особым нажимом, - понадобилось в нашей спортивной школе эмоциональной разгрузки? Деяния предков тяжким грузом давят на плечи?
Для себя я решил называть его Муравейником, потому как он не представился. А оставлять безымянным объект для лучей ненависти - не комильфо.
- Я именно что за эмоциональной разгрузкой шёл. Но, похоже, у вас тут с этим туго, - демонстративно поворачиваюсь, собираясь уходить. Злость внутри так и клокочет. Уйма времени потеряна впустую. Завтра Серёге выскажу всё, что о нём думаю. Причина выматерить Беспричинных - самая, что ни на есть. Берите, не обожгитесь.
- У нас здесь спортивная школа, а не приёмная психотерапевта, - старик схватил меня за плечо. Крепко. Рванул, повернув лицом к себе.
Всё-таки, чайник закипел. Я занёс кулак.
И очнулся, сидя на коротко стриженой жухлой траве.
Пейзаж - что-то отдалённо напоминающее футбольное поле. Этакий вытянутый прямоугольник. И даже ворота в наличии.
Вокруг - толпа человек двадцать. Кто битой покачивает, кто семечки лузгает, сидя на кортах, кто чётки перебирает с таким выражением на лицах, что сразу видно - набожные люди, сподвижники. И тренер с муравейником на лице - мессия этой гоп-команды с задворков прошлого.
Да и на мне вместо рабочего костюма и стильного пальто -- "абибосовские" треники.
- Вставай, золотко! - мне протянул руку улыбающийся в тридцать два зуба парень - резкий контраст с окружившими меня угрюмышами.
Воспользовавшись его помощью, я поднялся.
- Ну что, Кокорин, - старый бородач швырнул мне что-то похожее на футбольный мяч. - Знаешь, что это?
- И знать не хочу! - я презрительно сплюнул. В гробу я вас видел в майке на босу грудь, любезнейшие.
- Отлично, - каркнул Муравейник. И обратился к улыбчивому, - Ромашка, дуй в ворота. Сейчас мы испытаем новичка. И тебя заодно проверим, не начал ли ты хоть немного ненавидеть этот мир.
Добродушно улыбаясь тот, кого тренер назвал Ромашкой, трусцой побежал в ближайшую штрафную. Встал в рамку.
Тренер, тряхнув муравейником, потянул меня за собой. Поставил мяч на одиннадцатиметровую точку. Пенальти меня бить заставит?
- Так вот, Кокорин. Это не мяч, это - хейт. И играем мы вовсе не в футбол. Сам понимаешь, играть в футбол для эмоциональной разгрузки -- не самое лучшее занятие. Взгляни на команду, - седобородый сделал широкий жест рукой, заставляя ещё раз взглянуть на толпу гопников в трениках. - Ну, какой им футбол, сам посуди.
Честно говоря, я не понимал ни черта. Кроме того, что будь у меня бита, как у некоторых из гоп-команды, я бы с радостью навешал дедуле горячих.
- Короче, - продолжил Муравейник. - Даю первый свисток - готовность вратаря. Второй свисток - готов ли ты. После третьего свистка - бей. Бей так, как будто меня ударить хочешь. От всей души, со всей ненавистью. А дальше поглядим. Понял?
Сигнал к атаке - три зелёных свистка. Смешно.
Я кивнул. С прищуром поглядел на "хейт". Цыкнул меж передних зубов.
От души и с ненавистью, говорите? Мне не жалко.
Дождался третьего свистка. И после короткого разбега пробил.
Удар получился дерьмовым, скажем прямо. Поневоле двоюродного деда припомнишь. Точнёхонько по центру. В грудь улыбающемуся "Ромашке".
И того вместе с хейтом со всей силы отбросило в сетку ворот.
- Гол, однако... - в растерянности протянул гриб-сморчок и задумчиво начал жевать кончик бороды.
Признаться, я и сам оторопел.
- Ты что мне, тварь, вратаря угробил? - заорал тренер спустя мгновение, поняв, что "Ромашка", лежащий в обнимку с хейтом, не шевелится.
Мы бросились упавшему. Я с испуга, что действительно сделал что-то плохое, замер над бледным голкипером. А Муравейник, опустившись на колени, делал какие-то невнятные пассы руками. То ли грудь массировал, то ли крестил. Наконец, наклонился и поцеловал в лоб.
"Ромашка", открыл глаза и захлопал пушистыми ресницами. Одуванчик, прям, а не ромашка:
- Михаил Ефстафьевич, что это было?
- Эх, Ромашин... - Муравейник устало сел рядом с пришедшим в себя вратарём. Рукавом "абибоса" вытер проступивший на лбу пот. - Понимаешь, Дима, за любовь тоже иногда бьют. Давай, приходи в себя, да разъясни новичку, что у нас тут да как. А я в контору. Надо успеть подать Кокорина в заявку. Такого пенальтиста ещё поискать надо. Первым же ударом тебя в нокаут отправил, мда...
Через два часа я с моим новым знакомым Дмитрием Ромашиным сидел в пабе.
Отошедший после выстрела хейтом в грудь голкипер сдул пенную шапку с кружки и сделал добрый глоток.
- Благодать... - протянул он, и белозубая улыбка снова заиграла на его лице.
Везёт же парню. Так мало надо для хорошего настроения.
Впрочем, после тренировки и у меня настроение было на удивление приподнятым. Давно себя так не ощущал. А всего-то делов - по заданию Муравейника попрактиковался в исполнении штрафных ударов: обстучал хейтом и искусственные стенки, и каркас ворот, и даже сетку порвал несколько раз. Ромашку в ворота после первого удара больше не ставили.
- Слушай, - я тоже сделал основательный глоток, оценив пряный вкус эля. - Я так, честно говоря, ничего и не понял. Давай рассказывай.
- А ведь на тугодума ты не похож, Кокорин, - протянул Ромашин. Со вторым глотком его улыбка стала ещё приветливей и шире. - Запустил в меня конденсатом ненависти, а теперь невиновного строит. А если бы я кони двинул?
- Послушай, я не знал! Хейт этот на вид - обычный футбольный мяч.
- Да ладно тебе, - миролюбиво протянул Дмитрий. - Сейчас всё разъясню.
- Валяй, я весь внимание! Твоё здоровье! - мы звонко столкнули кружки.
- Удивительное дело эти СШЭР. Непонятно, почему так мало людей пользуется. Наверное, реклама плохая, - Ромашин говорил не торопливо, в перерывах между предложения пригубляя пенный напиток. - Берёшь толпу людей с накопившимся грузом проблем, из которых буквально сочатся отрицательные эмоции. И выпускаешь на поле. В футбол-то все в детстве играли. Только тут вместе мяча - хейт. Так называется этот конденсатор отрицательных эмоций. Пнёшь его, и на душе легчает. Вот и играем в хейтбол.
- Не слишком ты похож на человека, измученного бытом, - заметил я. - Улыбка на пол лица.
- А вратари все такие. Излишне позитивные и доброжелательные. Поверь, это тоже проблема, потому нам поймать немного ненависти не помешает, - Дмитрий подмигнул мне и поднял руку, подзывая официантку. - Красавица, повтори нам с товарищем.
- Так чего ж тебя вырубило? - Я позволил официантке забрать пустую кружку и уставился на несчастного счастливого голкипера.
- Заряд был слишком сильный. Ты, часом, не мизантроп? Или просто накопилось?
- Накопилось... - я выдохнул. - Работа, и дома жена пилит -- хуже напильника.
Нам принесли эль. Мы молча чокнулись.
- Ты это, за неделю только не расплескайся. А то у нас в следующую субботу финал с Питером. Исполнитель с таким зарядом конденсата - бесценное усиление, - Ромашин ещё раз мне подмигнул. - Уверен, тренер тебя поставит на матч. Так что советую дополнительную накачку. Особенно рекомендую семейную ссору. Беспроигрышный вариант.
- Финал? У вас ещё и турнир есть? - моему изумлению не было предела. И слова про семейную ссору я предпочёл пропустить.
- Любительский, - Дмитрий потёр нос. - До профессионалов, к счастью, не дотягиваем. Там одни мизантропы с ксенофобами под психотропными веществами играют, да филантропы с ксенофилами на антидепрессантах в воротах стоят. Так там и деньги, что от игры, что от фармакологии текут. А мы всего лишь любители-гастролёры. Бывает, кто-то всего на пару тренировок или матчей приходит, и ему хватает. Так и живём.
- А зачем все эти "скажи слово, тварь" и треники? Вот этого я совсем не догнал.
- Метод Ефстафьевича, его и спрашивай. Может, так проще дать выход ненависти...
В понедельник я шёл на работу, как на праздник. Настроение с пятницы никто не испортил. Жены дома не было. Оставила в пятницу короткую видеозаписку: "Уехала на неделю к маме". Так что после тренировки в СШЭР и эля в пабе, я разделся и плюхнулся в постель, и от души выспался. И все выходные был предоставлен сам себе.
- Санёк, привет! - в коридоре навстречу попался Беспричинных. - Ну как?
- Ничего! - я улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Спасибо, Серёга, выручил. Как говорится: то, что доктор прописал.
- Ну, бывай! С тебя пузырь!
- И тебе не хворать, - я нырнул в кабинет, на прощание махнув другу рукой. Рассусоливать некогда. В голове крутилась одна идея...
- Вы понимаете, что вы предлагаете, Кокорин? - начальник департамента ИТ Невструев, смотрел на меня исподлобья.
- Конечно, Семён Семёнович, - я старался остаться спокойным. Хотя его тон мне не нравился. Как есть зарубит идею, гад. - Рацпредложение, на мой взгляд, выгодное. Вместо существующего алгоритма работы ГИС-транспортёров с необходимостью "ручного" ежемесячного обновления баз данных, делаем обновление динамическим - по мере поступления и ввода информации. Оптимизация процесса. Снижение трудозатрат. Я уже скелет скриптов набросал.
- Ты мне что, - Невструев аж привстал в кресле, - людей после этого предлагаешь сокращать?
- Не сокращать, а переориентировать. И оптимизировать численность.
- Пошёл вон!
Чего, я и ожидал. Гнида, она и есть гнида. Знаю я его, сейчас сам вприпрыжку поскачет к техдиру на ковёр, продвигать "свою идею". Зачем я, вообще, к нему пошёл, идиот, покрасоваться захотел? Но ничего, Кокорин не лыком штопан. Лети, Невструев, а мы тебе крылышки подрежем.
- Семён Семёнович, я хочу предупредить, что рацпредложение уже направлено на рассмотрение техническому.
- Ты меня что, перед фактом пришёл поставить?! - глаза Невструева, казалось, были готовы вылезти из орбит.
- Уже поставил, Семён Семёнович, - я вежливо откланялся и закрыл за собой дверь. Жаль, что нельзя хоть одним глазком взглянуть, как он сейчас беситься будет.
- Так. На сегодня от тренировки ты отстранён. Терпишь до субботы, - Муравейник был непреклонен. - Мне сейчас на твою головную боль, согласования документов и козла-начальника - покласть хер такой же длины, как от Земли до Плутона. Матч с питерскими через два дня, кубок на кону, а он конденсат расходовать вздумал. Хейт ему подавай.
- А если я там убью кого? Да, даже если как тогда Ромашку приложу, что откачивать придётся? - я сжал зубы. И кулаки. - Под монастырь подвести хотите?
- Не твоя это головная боль, понял!? Я тебя на игру ставлю, я и отвечать буду. И откачивать... Ладно, - Евстафьевич внезапно сжалился, - иди, сделай пару ударов. Но не больше! И чтоб в субботу был заряжен, как перед первой тренировкой. На стадион не пущу, не то что в раздевалку, если психологическое состояние будет не в точке экстремума.
- Даю слово!
- Слово он даёт, - Муравеник прищурился. - Смотри, как бы потом за твоё Слово не спросили с тебя...
А где играем хоть, дома или на выезде? - жонглируя хейтом, поинтересовался я, пропустив замечание мимо ушей.
- Ни там, ни тут. Финал же! Ни нашим, ни вашим - в Раменском.
- Что ж сразу не в Химках?
- Там нельзя. Арена для профессионалов.
Настроение наутро было лучше некуда. Но я надеялся, что, как и в любую пятницу, день будет трудным. Тем более, что нужно было идти на ковёр к техдиру. А я был уверен, что Невструев уже напел обо мне дифирамб, и моё рацпредложение зарубят или разобьют в пух и прах.
Даже накрутил себя до известной степени.
И каково же было удивление, когда технический, несмотря на все протесты Невструева, рацпредложение утвердил. И назначил меня ответственным за весь проект в целом.
Весь конденсат ушёл и растворился, будто и не было.
Сходил на тренировку, попинал хейт, ничего не скажешь. И как завтра играть? Подвести Муравейника я не мог. Иначе грош цена моему слову.
С такими неутешительными мыслями я ГИС-портнулся домой.
К счастью, из недельного отъезда вернулась жена. И воспользоваться одним из первых советов, полученных в СШЭР, для хорошей игры устроить семейную ссору -- было делом техники.
Тем более, что после визитов к матери, Анюта всегда возвращалась в таком настроении, что семейные ссоры были сами собой разумеющимися атрибутами возвращения в родные пенаты. Даже особых усилий прилагать не требовалось.
Сейчас начнёт петь про то, что пора заводить детей. Про отсутствие внимание к её проблемам. Про бесчувственного, бессердечного, глухого кнопкодава.
Ну вот, поехали!
Поле в Раменском было не в пример хуже нашего тренировочного. Всё в рытвинах и проплёшинах, каким и должно быть поле для игры в хейтбол. Как заметил Муравейник: условия максимально приближенные к профессиональному уровню.
Зрителей не было. Хоть и матч любителей. Но финал, и две лучшие команды. Так что от случайного хейта никто не застрахован.
Наша команда, как и на тренировках, вышла в "абибосовских" трениках. Традиции СШЭР. Выездная форма.
Противник, как и положено жителям культурной столицы, вышел при параде. Наследники Петра Великого, в расшитых камзолах и париках. Со стороны могло показаться, что кто-то всё-таки разрешил в России марш "западных ценностей".
- Цыпа-цыпа, ко-ко-ко! Петушары намалёванные! - раздались глухие восклицания в рядах нашей команды.
Я сказал проще и короче, но ёмко:
- Педерасты!
- Довольно мило, - резюмировал улыбающийся Ромашин.
- Играем в прессинг. Прессуем на всех участках поля. Защите не спать! - Муравейник давал последние установки и размахивал заявочным листком стартового состава.
Приглядевшись, я обнаружил свою фамилию в списке запасных.
- Кокорин, ты сидишь. Я сам знаю, когда тебя выпустить. Потому никаких вопросов, усёк?
Матч начался без раскачки.
Напомаженные петербуржцы игры в тотальный хейтбол. По схеме всеобщего презрения с жестким контролем хейта.
Я не понимал, что это могло значить, но кивал Ефстафьевичу, озвучивающему каждое действие на поле.
- Бровку крой! Жестче в подкате! Кто так выносит, сучий ты потрох! Да вы будете в атаку бегать, инвалиды?! Выдавливай, дави-дави-дави! - по Муравейнику можно было составлять краткий словарь идиоматических выражений.
Но в целом, первый тайм прошёл в борьбе и без опасных моментов. Преимуществом владели питерцы. Их модель игры была отточена. Они не взвинчивали скорости и не форсировали события, но методично осаждали подступы к нашей штрафной.
Впрочем, дело до прицельного удара по воротам так и не дошло. Хейт ни разу не долетел до голкипера. И Ромашка откровенно скучал.
Его долговязый коллега, вообще, время от времени посылал в поле воздушные поцелуи и приветливо махал рукой. Непонятно, своим или чужим. В общем, являл собой образ типичного заднеприводного развальцованного, у которого наступил брачный период.
Убил бы.
Второй тайм начался не в пример бойче. И Ромашке пришлось попотеть, вытаскивая хейт то из-под перекладины, то из нижних углов.
Казалось, ещё немного, и нас дожмут, сомнут и выбросят в помойное ведро.
Шла семьдесят пятая минута. И Муравейник, барражирующий у бровки, сделал замену:
- Кокорин, Жнецов - на поле! Делайте, что хотите, но мне нужен штрафной. Не до пенальти. Но так, чтобы у него, - мне в грудь воткнулся зеленый свисток, - была возможность на один удар. Один хороший удар. Хоть ёжика рожайте, хоть дикобраза. Вперёд!
Легко сказать. Питер продолжал наседать.
Основное время игры подходило к концу, когда Ромашка вытащил, казалось бы, неберущийся хейт после навеса с правого фланга. И было видно, что он дотянулся из последних сил. Улыбка погасла, и в глазах притаился недобрый огонёк. Ещё немного, пару сейвов, и его вместе с хейтом затолкают в ворота.
- Выноси, твою мать! - надрывался у бровки Муравейник. - Выноси!
И Дмитрий, вложив в удар весь накопленный конденсат, запустил мяч далеко за центр поля. Прям на ногу рванувшемуся Жнецову.
Обработать - дело техники. И она не подвела.
Контратака.
Шанс.
Я бросился в широкую брешь меж опешивших защитников. Один разрезающий пас, и выход один на один. А там я вколочу хейт в сетку вместе с заднеприводным.
- Дай!
И Жнецов вырезал мне пас-конфетку. Шведой. Как доктор прописал.
Передо мной остались только хейт, ворота и вратарь. Позади - топот оставшихся не у дел питерских.
Линия штрафной. Одиннадцати метровая точка. Занесённая для удара нога.
И тут земля рванулась мне навстречу. И катящийся по ней хейт, вобравший мой конденсат.
Видимо, один из защитников успел в последний момент сделать подсечку, - подумалось напоследок. Перед тем как хейт и земля подарили мне шикарный поцелуй.
Я лежал навзничь. И ничего не видел перед собой, кроме неба над Раменским. Осколка неба, если быть точным. Всё остальное пространство занимал пегий муравейник - борода Михаила Ефставьевича.
- Кокорин? Живой, скотина?
- Живой... - взгляд сфокусировался. Я попытался встать, опершись на подставленное плечо тренера. - Как игра завершилась?
- Уфффф! - Муравейник облегчённо выдохнул. И тут же взорвался. - Какое завершилась! А кто пенальти бить будет? Жгрумбамдумбайло из деревни Хрумбумбом?! Время на последний удар есть. Снеси этому петуху яйца, Саня! - шепнул он напоследок, убегая за бровку.
Ноги не гнулись. Коленки дрожали. Под ложечкой засосало.
Учитывая, количество прилетевшего мне в голову конденсата, напомаженный вратарь из Питера минимум получит хейт-нокаут. А если максимум?
Но не успел я его пожалеть, как заднеприводный послал мне воздушный поцелуй...
- Ура! Ура! Урааа! Качай его, ребята!
Не скажу, что летать под потолком раздевалки в Раменском мне не понравилось. Благо, что потолки были достаточно высокими.
И шампанское из кубка было сладким, как и вкус победы.
Но едва схлынула эйфория, я понял, чего сейчас хочу больше всего - домой. К Анютке. Просить прощения за вчерашнюю ссору.
Не знаю, получится ли. Вчера я, пожалуй, перестарался. Отправленный в реанимацию после хейт-нокаута питерский вратарь может подтвердить.
Впрочем...
- Михаил Ефставьевич, можно просьбу? - я умудрился выдернуть тренера из кучи-малы беснующихся победителей.
- Тебе - хоть сто! - захмелевший Муравейник по-отечески обнял меня.
- Я возьму хейт на выходные? Дома погонять.
- Валяй! Хоть навсегда забирай, СШЭР не обеднеет!
Я шагнул из ГИС-транспортёра прямо на порог дома, чувствуя, что Анюта готовит мне горячую встречу.
И не просчитался.
Не успел раздеться, как почувствовал на себе сверлящий взгляд.
Ноги на ширине плеч. Руки упёрты в бока. Гимнастика? Как бы не так!
Глаза метают молнии. Поставь Аню сейчас бить пенальти, боюсь, гомосека из северной столицы пришлось бы хоронить.
- Где ты был, сволочь? Пил?
- Шампанское из кубка, - я нагнулся, чтобы расстегнуть спортивную сумку.
- Какого ещё кубка? Ты меня совсем за дуру держишь?! - люблю эти истерические нотки.
Под ноги Анютке покатился хейт.
Лишь бы в меня не попала.
- Да пошёл ты, Кокорин! - они летят почти одновременно: хейт в прихожую после хлёсткого, но неточного удара и звонкая пощёчина с правой. - И ты, и твой футбол!
И в тот момент, когда я заключил Анюту в объятия и поцеловал, до ушей донесся грохот из несчастной прихожей. Что-то рухнуло. То ли шкаф, то ли потолок...
Мы лежали на скомканных простынях. И я бездумно глядел в окно. На проплывающие перины облаков.
А они, я уверен, в ответ глядели на нас. На наши скомканные полотна простыней, изломанные горы подушек и одеял. На спящую на моей груди Аню.
От её прижавшегося ко мне тела в меня лились приятная истома и тепло.
Вот только прихожую придётся восстанавливать. И детскую обустраивать...
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
- Смотри, Мартин! Какой милый пёсик! - молодая мамаша, что шла, подметая широкими юбками мостовую, остановилась возле крыльца, на котором я терпеливо ожидал их прихода. - Интересно, чей он, кто нам его оставил?
- Сейчас взгляну, дорогая, - дородный бюргер в праздничном камзоле, видимо, отец семейства, наклонился ко мне. Пробежался пальцами по шее. - Ошейника нет.
Карапуз, прятавшийся у пышных грудей родительницы, сказал: "АГУ!" - и оторвался от естественных подушек. Уставился на меня любопытными глазёнками. Голубыми, как цветущие незабудки в садах.
Я высунул язык, изображая приветливую улыбку. Качнул курчавой головой направо, налево. Вильнул хвостом.
Ничей я. Свой собственный.
- Глянь-ка, сынок, ты понравился этому пуделю-добряку, - улыбнулась и мамаша, поцеловала мальчугана в макушку. - А тебе он нравится?
Малыш смотрел, не моргая, утонув своими незабудками в темной ониксовой глубине моего правого глаза и нефритовом сверкании левого.
Я подмигнул ему, и он ответил мне, заливисто рассмеявшись, потянул ручки.
Да, у меня талант, умею нравиться людям.
- Тогда, лохматый, ты можешь остаться, - проговорила мамаша, сюсюкаясь с развеселившимся чадом. - Но жить будешь у порога!
Я умильно завертел хвостом и заливисто залаял, показывая, насколько доволен хозяйской милостью бюргера и его супруги.
В доме Мартина и жены его Кристианы было очень уютно. Хоть он и был мал по сравнению с соседскими - домами более зажиточных горожан. Но был он чист, ухожен, а на кухне всегда вкусно пахло.
Его закрома никогда не пустовали: водились там и жирные каплуны, и пулярки; и бобы никогда не лёживали меньше, чем мешком. И добрый кус говядины бывал там нередким гостем, ютясь подле большой крынки масла. А бурдюки с добрым рейнским нередко братались, забывая об одиночестве, и так же по-братски отправлялись в жертву чревоугодию на выходные или по праздникам.
Маленький Валентайн - обладатель незабудковых глаз, не знал, что такое слёзы горя и боли. Всё, от чего он мог реветь - это едкий солнечный луч, что забирался к нему в кроватку и будил его или, напротив, не давал заснуть. Или в минуты, когда Кристиана запрещала ему играть с Артемоном, весёлым пуделем с разноцветными глазами - то есть со мной. Ну, или когда Артемона просто не было рядом - я, всё-таки, взрослый пёс в самом расцвете сил (или кажусь таким), и не всегда могу равнодушно пройти мимо надушенных и начёсанных соседских фиф, особенно когда они так крутят хвостами и стреляют глазками.
А в остальном - мы были неразлучны. Просыпались и отходили ко сну вместе: он в кроватке, я подле. Что такое коврик у порога, я забыл через несколько дней. Малыш не ложился, если меня не было рядом.
Трапезничали, гуляли, играли - тоже вместе, под строгим присмотром Кристианы.
Валентайн рос, как сорняк на грядках - быстрее всяких овощей. Ему не было интереса в играх со сверстниками - он постоянно выходил победителем. А при играх в прятки или догонялки со мной дух соперничества был силён.
Он побеждал, благодаря уму и смекалке, а я... Принято на веру, что благодаря нюху и тому, что у меня на две ноги больше.
Раньше прочих Валентайна определили в приходскую школу.
И тут нам волей-неволей, но пришлось расставаться. Настоятель храма, завидев стройного мальчика с четвероногим спутником, моментально указал за порог. Либо идёшь учиться, слушать глас Божий, либо слушай собачий лай вне церковных стен.
Мартин с Кристианой указали сыну на дверь храма. А мне - место у паперти.
Я и сам, завидев святошу, отбежал куда подальше. Уж больно падре мне не понравился. Так и зазыркал, так и забуровил взглядом, стоило заглянуть в мои разноцветные глаза.
Не на что тебе там засматриваться, любезный!
День ото дня сидел я, мёл хвостом мостовую, ожидая окончания занятий. Чтобы потом обсудить с Валентайном всё то, что он узнал в школе.
- Идём, Артемон! - как команда к началу беседы. - Нас сегодня такому учили...
Каждый раз неспешно мы шли домой. Он рассказывал, задавал вопросы. Я подгавкивал, подталкивая его к ответам. Чем не учитель и его ученик!?
***
- Знаете, герр Анхель, у меня есть подозрение, что, определённо, что-то не так, - долговязый мужчина с лёгкими залысинами, кривой улыбкой и высоким любом сморщился, что увядший помидор, смачно плюнул на пол трактира. - За последний век, что мы с вами тут провели, мне порядком осточертели эти бюргеры, эти колбасы, это льющееся рекой рейнское. Впав в чревоугодие, мы так и не достигли цели. Ещё немного, и я заделаюсь мизантропом, - и сделал добрый глоток светлого пива.
- Герр Хангель, Богом клянусь, он где-то здесь! Только затаился, - плотного сложения спутник долговязого, совершенно лысый и лопоухий, был ростом ему по плечо. А умом - и того ниже. Но пиво любил не меньше старшего по должности.
- Знаете что! - высоколобый побагровел. Занёс руку, чтобы отвесить товарищу затрещину, но сдержался. - Клянитесь чем-нибудь иным. А то я сейчас так же поклянусь именем Божьим, и у нас с вами возникнет неразрешимое противоречие: клятвы одним и тем же, но за противоположные точки зрения.
- Коллега, давайте обойдёмся без противоречий, - лопоухий, не обратив внимание на вспышку ярости товарища, сделал ещё один добротный глоток. Донёс до рта шмат гентской колбасы - на закуску. Пожевал в раздумьях. Залил пинтой светлого из Брюгге. - Продолжим поиски. Может, стоит инквизицию привлечь или ещё чего? Объявим какое-нибудь учение еретическим - по струнке все ходить начнут, лишь бы в живых остаться. А прячущийся среди святош выдаст себя рано или поздно.
- Герр Анхель, - вздохнул долговязый, - вот почему у вас идеи появляются только во хмелю? А иначе кузнечными щипцами не вытянуть. И когда в вас меньше, чем пара пинт, разговаривать, вообще, нет смысла.
- Во славу Божию! - лысый поднял дубовую кружку с пенной шапкой. Хангель сделал тоже самое.
***
- Артемон... - мой повзрослевший друг, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать зим, был сам не свой. Весь прошедший месяц ходил и молчал. Я весь язык излаял, пытаясь его разговорить - тщетно.
За прошедшие годы, я ещё не видел Валентайна таким. Ну и решил, придёт время, сам расскажет. И вот, дождался.
- Славный Артемон... Старый славный Артемон...
Нет, конечно, он подмигнул моему зелёному лукавому глазу. Привычно потрепал за ухом. Но во взгляде Валентайна читалась растерянность. Ветер сомнения трепал лепестки незабудок.
- Р-рр-гав!? - думаю, наконец, я имел право спросить, что же случилось.
- В смятении я, дружок, - Валентайн уселся на бортик фонтана, что на площади у прихода, где он учился. Подол рясы лёг в пыль. Рядом с моим хвостом.
- Р-р-р! - я догадался, о чём говорит мой друг. Прочёл по глазам. Но он должен излить душу. Иначе диалога не будет, и я не смогу помочь, не смогу направить.
- Церковь, Артемон. Отец с матерью рассказывают одно. Но пастор учит иному. Что идёт вразрез с Писанием - ересь. А еретикам сейчас только один путь. И индульгенции не спасут. Мне страшно, Артемон! И молитвы не помогают.
- Вуффф!
- Я на распутье, дружок. Что мне делать?! - юноша вздохнул. Потёр красные от недосыпа глаза. - Или попасть на костёр за покрывание еретиков и сгореть вместе с ними? Или донести, предав родителей? Но жить.
На секунду наши взгляды столкнулись. И я подмигнул Валентайну ониксовым глазом. В этот момент молодому человеку могло показаться, что в чернильной глубине колышутся языки пламени.
Ничего. Посчитает, что показалось - перекрестится.
Юноша резко поднялся, одёрнул рясу. Креститься не стал. По незабудкам глаз пробежали сполохи огня.
- Если не донесу я, донесут за меня и на меня.
Я залаял, соглашаясь.
Так или иначе, Валентайн увидит на эшафоте дорогих сердцу людей. Выбрать жизнь - всяко лучше, чем сгореть. А чтоб не слышать криков отца и матери, не видеть их мучений на костре - так это можно заткнуть уши и отвернуться.
***
- Кто на сей раз, герр Анхель? - долговязый инквизитор обратился к помощнику, копошащемуся над пергаментами делопроизводства.
- Еретики, как обычно, - лысина осталась в прежнем положении. Не останавливаясь, скрипело перо. - Впрочем, занятный случай. Лютеране. Муж с женой. Доносчик - их сын.
- Да уж... - протянул Хангель. - Отправить родителей на эшафот. Иуда, не иначе!
- Смиренный отрок. Богословию учится. В науках прилежен.
- Видно, в тихом омуте, герр Анхель, черти водятся, - протянул долговязый. И застыл, осознав, что он только что сказал.
- Всегда считал вас гением, герр Хангель, - забормотал лысый крепыш, оторвавшись от пергамента. - Навестим юношу? Чую, это тот, кого мы ищем! Вселился, бес!
- Нет, - Хангель сощурился, - выждем. Сейчас главное - не вспугнуть. Будем осторожны. Пусть сделает ещё один шаг, и тогда будем брать. Не для того ждали веками, чтобы второпях потерпеть фиаско.
***
Узнав, кто донёс на Мартина с Кристианой, добрые бюргеры избили юношу, добро и приветливо повстречав его в тёмном переулке. Ни свидетелей, ни стражи, что могла бы услышать крики о помощи.
Я не вмешивался.
Выживет - продолжим обучение. Нет - значит, воздалось по делам его.
Так или иначе, он - мой.
Две недели Валентайн не мог встать с кровати. И если бы не Бине, то и не встал бы -выходила, подняла на ноги.
Да, Бине - сирота, выросшая при храме. Белокурая девчушка лет пятнадцати с ясно-васильковыми глазами и очаровательной улыбкой. Глухонемая.
Ещё от Валентайна я слышал о ней. Корзинку с новорождённой подбросили к дверям церкви. Настоятель вырастил Бине и воспитал, как мог. И вырос совершенно Божий человечек. В её присутствии у меня даже челюсти сводило - так он от неё веяло святостью и добродетелью.
Впрочем, если бы обеспокоенный отсутствием Валентайна на утренней службе настоятель не послал Бине узнать, куда юноша запропастился, то... То ещё на одну душу в Преисподней стало бы больше.
Бине провела мокрой тряпицей по горячему лбу Валентайна. Всю ночь у него был жар. Он горел, словно грешник в Чистилище. Бормотал, попеременно звал то отца, то мать.
И я спал беспокойно, как с распятием под боком. Мешало близкое чувство вины, бессознательное раскаяние.
Губы девчушки неслышно шевелились. Наверное, молилась, как могла.
- Мама... - прошептал Валентайн, и открыл глаза.
Проснулся и я, глухо рыкнув. Покосился на сиделку, наморщил нос и чихнул.
Дико воняло святостью.
Раскаяние и молитвы - это плохо. Могут простить. А я не люблю тратить время попусту.
- Артемон, фу! - голос юноши был слаб. В рассветной мгле он, как не силился, не мог разглядеть лицо спасительницы, что избавила его от кошмаров, вернула к жизни. - Кто ты? - Вымолвил, наконец.
Бине, конечно, не ответила. При всём желании не смогла бы. Она и вопроса не слышала. Только при виде очнувшегося Валентайна сложила ладони вместе и поднесла кончики пальцев к губам. Глаза её засветились восторгом.
- Артемон... - позвал Валентайн.
И я залаял, подтверждая, что его верный пудель здесь, рядом.
Наши взгляды встретились. И незабудки в очередной раз утонули в ониксе и обожглись о нефрит.
Срочно был нужен ещё один грех. Незамаливаемый. Чтоб и раскаяние не помогло.
- Кто ты?! - повторил Валентайн, поднимаясь с кровати. В его тоне звучала неприкрытая угроза. - Добить меня пришла?!
Глухонемая лишь слабо улыбалась, непонимающе глядя на юношу яркими васильками глаз...
***
- Герр Анхель, вы чувствуете? - плечи долговязого инквизитора напряглись. Слетела красная мантия, обнажая сталь доспехов. - Пора!
- Я целиком и полностью в вашем распоряжении, мой друг! - ещё одна мантия отправилась вслед товарке. Прошелестели расправляемые крылья. - Ведите, герр Хангель. На этот раз ему не уйти!
***
Признаться, такого от Валентайна я не ожидал. Думал, просто задушит.
А тут смертный грех с отягчающими.
- Идём, Артемон! - мой великий грешник утёр перепачканное кровью лицо, взвалил на плечи мешок с телом Бине. Откуда только силы взялись.
Жаль, что нет возможности перетасовать колоду событий и растянуть игру ещё месяцев на девять, когда Бине подошёл бы срок рожать. Поторопился, ученик. Или я переборщил с советом.
- Идём! - повторяет Валентайн.
Незабудки подёрнуты пламенем. С лёгким налётом безумия.
Эх, моё любимое! Не могу пропустить продолжение.
- Остановись, Сатанаил! Игра в прятки окончена, - в пустом проулке, которым Валентайн пробирался к реке, неожиданно стало тесно.
- Что, позвольте? - юноша сделал шаг назад, смерив сухим взглядом перекрывших ему дорогу мужчин в доспехах и крыльями за спиной. Опустил на мостовую промокший от крови мешок.
- Герр Хангель, - тот, что был пониже ростом, выступил вперёд, кладя ладонь на эфес меча, - предлагаю не разводить демагогию. Пленим. И на Суд.
- Категорически поддерживаю, герр Анхель!
Я наблюдал за развернувшейся борьбой из ближайшей подворотни. Ожидаемо, она была недолгой.
Ещё за квартал до встречи я почувствовал приближение посланцев Небес. Пришлось отстать от Валентайна, погрузившегося в раздумья. Он и не обратил внимания, что идёт один, с мешком за плечами, без сопровождения "верного пса".
Я уверен, Суд будет скорым. И над моим великим грешником. И над незадачливыми сыщиками, что в очередной раз опростоволосились, приняв смертного за первого из Падших.
Мы скоро встретимся, Валентайн. И встреча наша, поверь, будет тёплой. Даже жаркой.
А сейчас настала пора найти себе новое пристанище. Во Франции, по слухам, сейчас самое раздолье.
Найду себе доброго гугенота. Буду мести хвостом, радостно лаять и подмигивать разноцветными глазами. И ждать того момента, когда он или какой иной хозяин, мнящий себя святошей, скажет мне:
- Идём домой, Артемон!
А я заливисто пролаю ему в ответ: идём домой, грешник! Каким бы долгим не был наш путь...
понедельник, 02 ноября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Где липкий мрак не разрезают светом фары,
Где нет людей на мокрой мостовой,
В кромешной тьме по грязным тротуарам
Бредет Иисус с поникшей головой…
В одеждах, серых кровию и пылью,
Вослед Ему на Небо уходя,
Семь ангелов влачат седые крылья
Под каплями холодного дождя…
Идут туда, где их залечат раны,
В преддверье первых солнечных лучей,
И видно через рваный слой тумана
Лишь тусклый отблеск ангельских мечей.
Спаситель бывший, нынешний Убийца
Рыдает в голос, выбившись из сил,
В часы печали поминая лица
Всех тех, кого недавно так любил…
И, выйдя из пучин Библейским Зверем,
Прольет свой свет…и чтобы скрыть испуг,
Зайдет Светило, отказавшись верить
В распятия на сотни миль вокруг…
(с) Максим Руа
Апокалипсис шагает, гордо голову подняв.
Где нет людей на мокрой мостовой,
В кромешной тьме по грязным тротуарам
Бредет Иисус с поникшей головой…
В одеждах, серых кровию и пылью,
Вослед Ему на Небо уходя,
Семь ангелов влачат седые крылья
Под каплями холодного дождя…
Идут туда, где их залечат раны,
В преддверье первых солнечных лучей,
И видно через рваный слой тумана
Лишь тусклый отблеск ангельских мечей.
Спаситель бывший, нынешний Убийца
Рыдает в голос, выбившись из сил,
В часы печали поминая лица
Всех тех, кого недавно так любил…
И, выйдя из пучин Библейским Зверем,
Прольет свой свет…и чтобы скрыть испуг,
Зайдет Светило, отказавшись верить
В распятия на сотни миль вокруг…
(с) Максим Руа
Апокалипсис шагает, гордо голову подняв.
воскресенье, 25 октября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
За вчера дважды сделал настенные часы напольными. Теперь счастливые часов не наблюдают.
вторник, 20 октября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Если кашляешь - прими!
пятница, 16 октября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Вроде бы я и не ситх. И печеньки на моей стороне зла закончились. А глаза красные. Особенно левый.
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
И в путь!
среда, 07 октября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет, не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным... А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам. Да, да, да!(с)Л.Н.Толстой
вторник, 29 сентября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Самое удивительное и забавное, что в финал Грелки я, всё-таки, попал...
пятница, 11 сентября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Отмечали день трезвости на славу. Минералка лилась рекой.
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
- Сможет ли Серёжа Пиздриков прожить с такой фамилией?
- Педиков же смог!
Тра-та-та, тра-та-та...
Нас не штырит наркота!
- Педиков же смог!
Тра-та-та, тра-та-та...
Нас не штырит наркота!
четверг, 03 сентября 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Первый день после больничного.
Пока болел, перевели в другой отдел. В результате надо и вашим, и нашим. Геморрой двусторонний, знакомьтесь.
Пока болел, перевели в другой отдел. В результате надо и вашим, и нашим. Геморрой двусторонний, знакомьтесь.
воскресенье, 30 августа 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Да здравствует баня душистая и полотенце пушистое!
суббота, 29 августа 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Жили-были Кощей с Бабой-Ягою. В тёмном дремучем лесу, в избушке на куриных ножках жили они, не тужили, нечисть всякую плодили и растили, да богатства копили.
Кощей всю свою сознательную жизнь занимался промыслом: то на охоту соберётся и умотает за тридевять земель, то рыбачить за дальний кордон. А потом по тамошним лесам да рекам чудища лесные с чудо-юдами морскими разбредались. И за их отлов и отстрел ведьмак Коша брал приличные отступные с местного населения.
Кто его, бессмертного, надоумил на всё это, или же он своим умом дошёл, история не помнит. Как не помнит и имён его родителей.
Вырос Кощей сиротой. И жену себе такую же подобрал – сиротинушку детдомовскую, в то время ещё девку-Ягу, красавицу расписную.
Одни злые языки поговаривали, что приворожила его Ягуся, позарившись на доходы. И не пройдёт и года, как гулять она начнёт от такого урода, а то и вовсе бросит. Другие судачили о том, что красавица у худощавого анорексика в штанах могла найти такое, что он до поры до времени от прочих женщин прячет. Но так и ветер тоже попусту дует. А слова, как известно – ветер.
Не послушали влюблённые никого. Сыграли свадебку, да через годок-другой съехали подальше от наветов да кривотолков. Не то уже успевшая обабиться Яга пунцовой ходила от вопросов про мужнино яйцо и иглу в нём. Самого Кащея открыто прозывали содомитом и сторонились. Да и дитя им от посторонних глаз прятать приходилось.
Уехали в тогдашнюю глухомань. И так облагородили местечко, что любо-дорого посмотреть.
Змей Горыныч – первенец у молодой семьи, родившийся до срока, дунул с трёх сопел и выжег посреди леса уютную полянку. На ней Коша избу и срубил. Да поставил сначала не по фэн-шую. Так Яга, улыбнувшись любимому, наколдовала избушке ноги, чтобы дом и поляна смогли достичь гармонии.
Людские, что выросли поначалу, вместе с доступным взгляду срамом смотрелись чудовищно, и пришлось проводить ампутацию. А вот куриные вышли в самый раз.
И зажили они счастливо и припеваючи.
Летели дни за днями, за неделями месяца. А те в годы складывались.
Кощей всё промышлял по ближним и дальним округам, а Баба-Яга корпела по хозяйству. Спорилось в её руках любое дело. И гуси-лебеди всегда откормлены были, и реки молочные с кисельными берегами не пересыхали, и стада коньков-горбунков паслись на близлежащих пастбищах, нагуливая бока. Ну и торговля пирожками приносила немалый доход семейному бюджету.
Так что в сфере капиталистического фермерского хозяйства, двор их, что таился на лесных заимках, считался зажиточным. А семья уверенно карабкалась вверх по лестнице Forbes.
Но хоть зоркий пастух тучных стад Змей Горыныч, что кружил в синем небе, и следил в шесть глаз, чтоб даже мышь незаметно не проскочила; хоть чудо-юдо болотное караулило все близлежащие хляби, да ручьи с озерами, чтоб не прошлёпал по ним никто – всё равно беда пришла. Оттуда, откуда никто не ждал.
Стремление пополнить мошну заработками на почве киднеппинга принесло несчастье благополучной семье…
***
- М-м-м! – Обворожительная блондинка с кляпом во рту и помятым кокошником на голове очнулась связанной на лавке у печи. Из глаз её покатились крупные слёзы. Доигралась.
- Чего ты там мычишь? – дородная женщина предбальзаковского возраста, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять насколько беспощадным бывает время, подошла к пленнице и сорвала с неё головной убор. – Дай сюда, всё равно он тебе не идёт.
- М-м-м?! – взгляд блондинки был умоляющим.
- Да не жуй ты кляп, он несъедобный. – Растягивая слова, сказала толстушка невольнице, встав перед свет-мой-зеркальцем, чтобы примерить кокошник. – Эх, не в цвет к сарафану, зараза. И мятый, как в заднице побывал... Может, у тебя другой есть?
- М-м-м!
- А другие слова ты, вообще, знаешь? – Колыхнув необъятными бёдрами, женщина в кокошнике развернулась и в два шага оказалась возле связанной блондинки. Рывком выдернула кляп у неё изо рта. – Говори!
- Василиса! Ну, прости меня! – Голос пленницы сорвался. – Давай, я тебе золота дам. На ступе обратно отвезу. Прошу.
- Чего-о-о? А ну-ка, заткнись! Вот не надо было меня воровать! Лучше покажи, где у тебя тут нитки-иголки-булавки лежат. А то Горыныч ваш кусаться полез, сарафан вот испоганил клыками. – Василиса взмахнула истрёпанным подолом, всплеснула могучими руками, демонстрируя разорванные рукава. – Пока я ему одну голову не открутила, не понял, что это не он меня похитил по твоему наущению, а я согласилась с ним на экскурсию проехать чисто из интереса к сельскому быту и красотам природы. И в кого он у вас такой дурной…
Повисло молчание.
- Он хоть живой? – Произнесла, наконец, отошедшая от шока Яга. От мыслей, что сын отбросил коньки не от меча богатырского, а от женской руки, в её сознании помутилось.
- Да что с ним станется, у него ж ещё две башки. Лежит, вон, за избой. Скулит. – Утробно хохотнула Василиса. – Ничего, не кручинься, бабка. Может третья ещё обратно отрастёт. Змей, всё-таки.
- Какая я тебе бабка? Я же моложе тебя выгляжу.
- Поговори мне ещё. – Василиса замахнулась мясистым кулаком, чей размер мог поспорить с крупным молодильным яблоком, и Баба-Яга тотчас прикусила язык, невинно захлопав пушистыми ресницами. – Осмелела больно. Или кляп на место вернуть?
Яга судорожно закрутила головой из стороны в сторону, всем видом показывая, что без кляпа ей гораздо лучше.
- То-то же! - Нашедшая всё, что ей было необходимо – длинную цыганскую игру и клубок ниток, Василиса принялась заштопывать платье. - А вы, я как погляжу, богато живёте.
- Не бедствуем. – Яга шевельнулась, попытавшись ослабить путы. – Слушай, может, развяжешь меня? Мне поесть приготовить надо. Муж скоро с охоты вернётся, кормить нечем. Да и сама, поди, проголодалась за время полёта?
- Может, и развяжу. – Возведя очи горе, Василиса беззвучно зашевелила толстыми губами, видимо, взывая к своему внутреннему голосу. – А что готовить будешь? – Поинтересовалась она, наконец.
- Времени немного, солнце на закат, так что скатерть-самобранку раскинем. Обещаю, не хуже чем в ресторане оттрапезничаешь. Закажешь всё, что захочешь. – В глазах Яги появилась надежда, что монстра в женском обличье можно задобрить.
Василиса вновь призадумалась. Видимо, перебирала в уме всё то, что она давно хотела попробовать, но не решалась. Молчание продолжалось около минуты. После чего она утвердительно кивнула, соглашаясь сама с собой:
- Да, точно развяжу.
С минуту она возилась веревками, которыми была опутана её пленница, распутывая морские узлы.
- Накрывай на стол, бабка. Проголодалась я.
Упрашивать Ягу не пришлось. Она пулей заметалась по избе, шебурша по сундукам в поисках заветной скатерти, скребя по сусекам и закромам, и гремя горшками с кастрюлями. Василиса продолжала стоически штопать разодранный сарафан.
- Слушай, Яга, - промолвила она через какое-то время. – Я вот одно понять не могу, вот живёте богато, в достатке. Неужели, всё своими руками? Или воровать людей настолько выгодно?
- Ну, есть несколько схем. Барщину как оброк провести. Киднеппинг опять же. – Неожиданно разоткровенничалась ведьма-блондинка. – За сестрицу-Алёнушку мы от братца-Иванушки неплохие барыши получили.
- Ох, семейка… - Василиса сокрушённо покачала головой. – Жаль, что вы мне раньше не попались. Ну, или я вам… - И громко расхохоталась. Почесала живот. – Скоро жрать-то готово будет?
- Василиса, можно вопрос? – Пригубив медовухи из берестяного кубка, осмелела Яга.
- Валяй! – Промычала бесцеремонная гостья, на миг оторвавшись от пожирания бараньей ноги под чесночным соусом.
- Я вот понять всё не могу. Ты Василиса Прекрасная или Премудрая?
Баранья нога выпала из жирных пальцев.
- Знаешь, я и сама не уверена. – Василиса встала, обтерев соус с рук о скатерть-самобранку. Одним присестом опростала полбурдюка с вином. – Но мы это сейчас легко выясним.
- Это как же? – Баба-Яга выразительно изогнула брови в недоумении, отхлебнув ещё медовухи.
Василиса, ухмыльнувшись, подошла к висящему на стене голосу правды.
- Свет-мой-зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех прекрасней и мудрее?
- Дура ты. Старая и страшная. Потому не замужем. Похудеть бы тебе, да к пластическому хирургу сходить. – Вынесло вердикт бесстрастное зеркало. И тут же разлетелось по полу на тысячи осколков. Укатилась под лавку осиротевшая металлическая оправа.
- Зато сильная и справедливая! – Резюмировала Василиса. Плюнула на смолкшее навсегда стекло. – И этим я прекрасна. – После чего под полным ужаса взглядом Бабы-Яги вернулась к ужину.
- Да, хозяйка ты что надо. – Глубоко вздохнув после окончания трапезы, объевшаяся Василиса откинулась на лавке, прислонившись к тёплому печному боку. – Так вкусно и сытно меня давно не кормили.
- Спасибо. – Пришедшая в себя после уничтожения свет-мой-зеркальца Баба-Яга слабо улыбнулась. – Так, может, тебя домой теперь отвезти?
- С ума сошла что ли? – взбеленилась Василиса. - Послушай, Яга. Ты до сих пор ничего не понимаешь?
- Признаться, нет.
- Ты меня украла?
- Украла… - Сокрушённо ответила ведьмачка, опустив глаза.
- Я – Василиса Прекрасная?
- Даже свет-мой-зеркальце…
- Что?! – Полные щёки всколыхнулись от гнева. Василиса угрожающе занесла кулак.
- Прекрасная-прекрасная! – Испуганная Яга отпрянула от нависшей угрозы.
- То-то же! – Сильная и справедливая уселась обратно на скамью. - Кто меня спасти должен? - В её голосе зазвучали восторженные нотки. - Иван-царевич! Прискачет на коне белом или на волке сером, а потом женится на мне. Усекла? – Тон под конец тирады стал угрожающим.
- Да… - Смиренно пробормотала ведьма.
- Какие вопросы? Сидим, ждём, когда приедет и спасёт. – И Василиса вновь принялась доштопывать подол.
Баба-Яга в бессилии села на скамью. Но тут же встрепенулась, услышав за порогом избы знакомые звуки шагов. Дверь избушки отворилась, и вошёл усталый, измождённый Кощей с ружьём на плече и кругами под глазами.
- Любимый! – бросилась к нему ведьмачка.
- Ой, напугал, чертяка страшный! – Воскликнула Василиса, при виде Кощея подпрыгнув на месте, отчего скамья коротко скрипнула, прося о помощи. – А-а-ай, иголки эти ваши. Сломалась, зараза! Я из-за вас палец уколола.
- Ненавижу! – всхлипнул вмиг побледневший Кощей, тухнущим взглядом уставившись на остатки иглы в руке Василисы, и замертво осел на пол.
За порогом взвыл от горя контуженый двухголовый Горыныч. И упала, рыдая, над бездыханным телом Баба-Яга.
- Да не печалься ты, бабка! – Василиса правила низколетящей, перегруженной ступой. Напротив судорожно всхлипывала безутешная Яга. – Ну, правда, не хотела я. Сама пострадала – царевича не дождалась. Ничего... Купишь живой воды, окропишь суженого, иголку новую купишь, и будет твой Кощей – как новенький. Зато урок на всю жизнь запомнится.
Мотор ступы чихнул, как бы подтверждая слова сильной и справедливой.
- А вообще, ты смотри. Было бы чего жалеть. Плюнь на своё захолустье. Мужа-страшилу похороним. Продадим твоё хозяйство – ручаюсь, хорошие деньги выручишь. Первое время можешь у меня пожить, пока квартиру и работу не найдёшь. Тридевятое Нерезиновое – царство больших возможностей. Вот на шоу экстрасенсов, хочешь, устрою? Деньги рекой потекут!
Баба-Яга, не слушая, утирала безудержные слёзы…
Кощей всю свою сознательную жизнь занимался промыслом: то на охоту соберётся и умотает за тридевять земель, то рыбачить за дальний кордон. А потом по тамошним лесам да рекам чудища лесные с чудо-юдами морскими разбредались. И за их отлов и отстрел ведьмак Коша брал приличные отступные с местного населения.
Кто его, бессмертного, надоумил на всё это, или же он своим умом дошёл, история не помнит. Как не помнит и имён его родителей.
Вырос Кощей сиротой. И жену себе такую же подобрал – сиротинушку детдомовскую, в то время ещё девку-Ягу, красавицу расписную.
Одни злые языки поговаривали, что приворожила его Ягуся, позарившись на доходы. И не пройдёт и года, как гулять она начнёт от такого урода, а то и вовсе бросит. Другие судачили о том, что красавица у худощавого анорексика в штанах могла найти такое, что он до поры до времени от прочих женщин прячет. Но так и ветер тоже попусту дует. А слова, как известно – ветер.
Не послушали влюблённые никого. Сыграли свадебку, да через годок-другой съехали подальше от наветов да кривотолков. Не то уже успевшая обабиться Яга пунцовой ходила от вопросов про мужнино яйцо и иглу в нём. Самого Кащея открыто прозывали содомитом и сторонились. Да и дитя им от посторонних глаз прятать приходилось.
Уехали в тогдашнюю глухомань. И так облагородили местечко, что любо-дорого посмотреть.
Змей Горыныч – первенец у молодой семьи, родившийся до срока, дунул с трёх сопел и выжег посреди леса уютную полянку. На ней Коша избу и срубил. Да поставил сначала не по фэн-шую. Так Яга, улыбнувшись любимому, наколдовала избушке ноги, чтобы дом и поляна смогли достичь гармонии.
Людские, что выросли поначалу, вместе с доступным взгляду срамом смотрелись чудовищно, и пришлось проводить ампутацию. А вот куриные вышли в самый раз.
И зажили они счастливо и припеваючи.
Летели дни за днями, за неделями месяца. А те в годы складывались.
Кощей всё промышлял по ближним и дальним округам, а Баба-Яга корпела по хозяйству. Спорилось в её руках любое дело. И гуси-лебеди всегда откормлены были, и реки молочные с кисельными берегами не пересыхали, и стада коньков-горбунков паслись на близлежащих пастбищах, нагуливая бока. Ну и торговля пирожками приносила немалый доход семейному бюджету.
Так что в сфере капиталистического фермерского хозяйства, двор их, что таился на лесных заимках, считался зажиточным. А семья уверенно карабкалась вверх по лестнице Forbes.
Но хоть зоркий пастух тучных стад Змей Горыныч, что кружил в синем небе, и следил в шесть глаз, чтоб даже мышь незаметно не проскочила; хоть чудо-юдо болотное караулило все близлежащие хляби, да ручьи с озерами, чтоб не прошлёпал по ним никто – всё равно беда пришла. Оттуда, откуда никто не ждал.
Стремление пополнить мошну заработками на почве киднеппинга принесло несчастье благополучной семье…
***
- М-м-м! – Обворожительная блондинка с кляпом во рту и помятым кокошником на голове очнулась связанной на лавке у печи. Из глаз её покатились крупные слёзы. Доигралась.
- Чего ты там мычишь? – дородная женщина предбальзаковского возраста, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять насколько беспощадным бывает время, подошла к пленнице и сорвала с неё головной убор. – Дай сюда, всё равно он тебе не идёт.
- М-м-м?! – взгляд блондинки был умоляющим.
- Да не жуй ты кляп, он несъедобный. – Растягивая слова, сказала толстушка невольнице, встав перед свет-мой-зеркальцем, чтобы примерить кокошник. – Эх, не в цвет к сарафану, зараза. И мятый, как в заднице побывал... Может, у тебя другой есть?
- М-м-м!
- А другие слова ты, вообще, знаешь? – Колыхнув необъятными бёдрами, женщина в кокошнике развернулась и в два шага оказалась возле связанной блондинки. Рывком выдернула кляп у неё изо рта. – Говори!
- Василиса! Ну, прости меня! – Голос пленницы сорвался. – Давай, я тебе золота дам. На ступе обратно отвезу. Прошу.
- Чего-о-о? А ну-ка, заткнись! Вот не надо было меня воровать! Лучше покажи, где у тебя тут нитки-иголки-булавки лежат. А то Горыныч ваш кусаться полез, сарафан вот испоганил клыками. – Василиса взмахнула истрёпанным подолом, всплеснула могучими руками, демонстрируя разорванные рукава. – Пока я ему одну голову не открутила, не понял, что это не он меня похитил по твоему наущению, а я согласилась с ним на экскурсию проехать чисто из интереса к сельскому быту и красотам природы. И в кого он у вас такой дурной…
Повисло молчание.
- Он хоть живой? – Произнесла, наконец, отошедшая от шока Яга. От мыслей, что сын отбросил коньки не от меча богатырского, а от женской руки, в её сознании помутилось.
- Да что с ним станется, у него ж ещё две башки. Лежит, вон, за избой. Скулит. – Утробно хохотнула Василиса. – Ничего, не кручинься, бабка. Может третья ещё обратно отрастёт. Змей, всё-таки.
- Какая я тебе бабка? Я же моложе тебя выгляжу.
- Поговори мне ещё. – Василиса замахнулась мясистым кулаком, чей размер мог поспорить с крупным молодильным яблоком, и Баба-Яга тотчас прикусила язык, невинно захлопав пушистыми ресницами. – Осмелела больно. Или кляп на место вернуть?
Яга судорожно закрутила головой из стороны в сторону, всем видом показывая, что без кляпа ей гораздо лучше.
- То-то же! - Нашедшая всё, что ей было необходимо – длинную цыганскую игру и клубок ниток, Василиса принялась заштопывать платье. - А вы, я как погляжу, богато живёте.
- Не бедствуем. – Яга шевельнулась, попытавшись ослабить путы. – Слушай, может, развяжешь меня? Мне поесть приготовить надо. Муж скоро с охоты вернётся, кормить нечем. Да и сама, поди, проголодалась за время полёта?
- Может, и развяжу. – Возведя очи горе, Василиса беззвучно зашевелила толстыми губами, видимо, взывая к своему внутреннему голосу. – А что готовить будешь? – Поинтересовалась она, наконец.
- Времени немного, солнце на закат, так что скатерть-самобранку раскинем. Обещаю, не хуже чем в ресторане оттрапезничаешь. Закажешь всё, что захочешь. – В глазах Яги появилась надежда, что монстра в женском обличье можно задобрить.
Василиса вновь призадумалась. Видимо, перебирала в уме всё то, что она давно хотела попробовать, но не решалась. Молчание продолжалось около минуты. После чего она утвердительно кивнула, соглашаясь сама с собой:
- Да, точно развяжу.
С минуту она возилась веревками, которыми была опутана её пленница, распутывая морские узлы.
- Накрывай на стол, бабка. Проголодалась я.
Упрашивать Ягу не пришлось. Она пулей заметалась по избе, шебурша по сундукам в поисках заветной скатерти, скребя по сусекам и закромам, и гремя горшками с кастрюлями. Василиса продолжала стоически штопать разодранный сарафан.
- Слушай, Яга, - промолвила она через какое-то время. – Я вот одно понять не могу, вот живёте богато, в достатке. Неужели, всё своими руками? Или воровать людей настолько выгодно?
- Ну, есть несколько схем. Барщину как оброк провести. Киднеппинг опять же. – Неожиданно разоткровенничалась ведьма-блондинка. – За сестрицу-Алёнушку мы от братца-Иванушки неплохие барыши получили.
- Ох, семейка… - Василиса сокрушённо покачала головой. – Жаль, что вы мне раньше не попались. Ну, или я вам… - И громко расхохоталась. Почесала живот. – Скоро жрать-то готово будет?
- Василиса, можно вопрос? – Пригубив медовухи из берестяного кубка, осмелела Яга.
- Валяй! – Промычала бесцеремонная гостья, на миг оторвавшись от пожирания бараньей ноги под чесночным соусом.
- Я вот понять всё не могу. Ты Василиса Прекрасная или Премудрая?
Баранья нога выпала из жирных пальцев.
- Знаешь, я и сама не уверена. – Василиса встала, обтерев соус с рук о скатерть-самобранку. Одним присестом опростала полбурдюка с вином. – Но мы это сейчас легко выясним.
- Это как же? – Баба-Яга выразительно изогнула брови в недоумении, отхлебнув ещё медовухи.
Василиса, ухмыльнувшись, подошла к висящему на стене голосу правды.
- Свет-мой-зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех прекрасней и мудрее?
- Дура ты. Старая и страшная. Потому не замужем. Похудеть бы тебе, да к пластическому хирургу сходить. – Вынесло вердикт бесстрастное зеркало. И тут же разлетелось по полу на тысячи осколков. Укатилась под лавку осиротевшая металлическая оправа.
- Зато сильная и справедливая! – Резюмировала Василиса. Плюнула на смолкшее навсегда стекло. – И этим я прекрасна. – После чего под полным ужаса взглядом Бабы-Яги вернулась к ужину.
- Да, хозяйка ты что надо. – Глубоко вздохнув после окончания трапезы, объевшаяся Василиса откинулась на лавке, прислонившись к тёплому печному боку. – Так вкусно и сытно меня давно не кормили.
- Спасибо. – Пришедшая в себя после уничтожения свет-мой-зеркальца Баба-Яга слабо улыбнулась. – Так, может, тебя домой теперь отвезти?
- С ума сошла что ли? – взбеленилась Василиса. - Послушай, Яга. Ты до сих пор ничего не понимаешь?
- Признаться, нет.
- Ты меня украла?
- Украла… - Сокрушённо ответила ведьмачка, опустив глаза.
- Я – Василиса Прекрасная?
- Даже свет-мой-зеркальце…
- Что?! – Полные щёки всколыхнулись от гнева. Василиса угрожающе занесла кулак.
- Прекрасная-прекрасная! – Испуганная Яга отпрянула от нависшей угрозы.
- То-то же! – Сильная и справедливая уселась обратно на скамью. - Кто меня спасти должен? - В её голосе зазвучали восторженные нотки. - Иван-царевич! Прискачет на коне белом или на волке сером, а потом женится на мне. Усекла? – Тон под конец тирады стал угрожающим.
- Да… - Смиренно пробормотала ведьма.
- Какие вопросы? Сидим, ждём, когда приедет и спасёт. – И Василиса вновь принялась доштопывать подол.
Баба-Яга в бессилии села на скамью. Но тут же встрепенулась, услышав за порогом избы знакомые звуки шагов. Дверь избушки отворилась, и вошёл усталый, измождённый Кощей с ружьём на плече и кругами под глазами.
- Любимый! – бросилась к нему ведьмачка.
- Ой, напугал, чертяка страшный! – Воскликнула Василиса, при виде Кощея подпрыгнув на месте, отчего скамья коротко скрипнула, прося о помощи. – А-а-ай, иголки эти ваши. Сломалась, зараза! Я из-за вас палец уколола.
- Ненавижу! – всхлипнул вмиг побледневший Кощей, тухнущим взглядом уставившись на остатки иглы в руке Василисы, и замертво осел на пол.
За порогом взвыл от горя контуженый двухголовый Горыныч. И упала, рыдая, над бездыханным телом Баба-Яга.
- Да не печалься ты, бабка! – Василиса правила низколетящей, перегруженной ступой. Напротив судорожно всхлипывала безутешная Яга. – Ну, правда, не хотела я. Сама пострадала – царевича не дождалась. Ничего... Купишь живой воды, окропишь суженого, иголку новую купишь, и будет твой Кощей – как новенький. Зато урок на всю жизнь запомнится.
Мотор ступы чихнул, как бы подтверждая слова сильной и справедливой.
- А вообще, ты смотри. Было бы чего жалеть. Плюнь на своё захолустье. Мужа-страшилу похороним. Продадим твоё хозяйство – ручаюсь, хорошие деньги выручишь. Первое время можешь у меня пожить, пока квартиру и работу не найдёшь. Тридевятое Нерезиновое – царство больших возможностей. Вот на шоу экстрасенсов, хочешь, устрою? Деньги рекой потекут!
Баба-Яга, не слушая, утирала безудержные слёзы…
среда, 26 августа 2015
Ум богатеет от того, что он получает. Сердце – от того, что оно отдает
Три самых коротких истории о
1. Человеческой судьбе
2. Короткой человеческой судьбе
3. Несостоявшейся судьбе
1. Родился. Жил. И умер.
2. Родился. И умер.
3. Не родился.
1. Человеческой судьбе
2. Короткой человеческой судьбе
3. Несостоявшейся судьбе
1. Родился. Жил. И умер.
2. Родился. И умер.
3. Не родился.